И две тысячи лет - война, война без особых причин.
Война - дело молодых, лекарство против морщин.
01:01
Судя по всему, Дом Правосудия никак не состоял в основных планах нападения. Миротворцы, может, и ожидали повстанцев, но такого отпора встретить не планировалось. Отправили остальных  охранять генерала? По общей рации раздавались отрывистые команды, Рагнар уловил, что уже дан сигнал о подмоге.  Первые ряды отстреливались, многие прикрывались белыми щитами от выстрелов, но разве он спасет от десяти метких пуль? Белая форма окрасилась красным, раздались вскрики, но строй упорно продвигался дальше.  Люди ( а люди ли?) наступали на своих мертвых товарищей и шли дальше. Щитов становилось все больше, миротворцы  в ослепительно белой форме продолжал свой марш. Где-то впереди, около входа, началось какое-то движение. Скорее всего,  пытаются прорваться внутрь.
Еще один вскрик.
Рагнар даже не понял, как это произошло. Краем глаза он уловил, что из окна здания в толпу полетело что-то маленькое и черное. В следующую секунду – взрыв, удар, горячая волна.
01:18
Граната взорвалась не рядом- это и спасло мужчине жизнь. Она упала за два ряда до него. Удар же был от тела мертвого миротворца, которого взрывной волной выбило прямо на него.
Он был полностью оглушен.  Капитолийская форма, призванная защищать от ожогов, с честью исполнила свой долг – но теперь почерневшая и местами прожжённая стала обычной. Вокруг бегали солдаты Капитолия, судя по всему, продолжали стрелять, а он не слышал ничего. Н-и-ч-е-г-о. Разве что как сердце перегоняет кровь по венам. Было тяжело дышать. Медленно, как в тумане, Рагнар поднял руки и стащил с себя шлем.  Тот был весь в крови и каких-то ошметках. Мужчина отшвырнул его в сторону. Ему казалось, что происходит быстро, но на деле движения были заторможенными, как у робота. Мертвый  миротворец все еще лежал на нем – морщась от боли, Лодброк попытался спихнуть его с себя, но тело соскользнуло само, как тряпичная кукла. И первым звуком, который пробился сквозь оглушающую тишину – это чавкающий стук окровавленного трупа, с которым тот шмякнулся на брусчатку площади.
Этот звук он будет помнить еще долго.
Словно на автомате, он так протягивает руку и снимает шлем с мертвого миротворца. За шлемом –  перекошенное лицо молоденького парня. Рот раскрыт, из него все еще вытекает кровь, а в зеленых глазах навеки застыл ужас.
Гул в ушах постепенно отходит, Рагнар слышит выстрелы. И, кажется, второй взрыв.
Красная, красная кровь - через час уже просто земля,
Через два на ней цветы и трава, через три она снова жива.
01:31
Все опять поменялось.. Теперь часть миротворцев прикрывала группу тех, кто пытался проникнуть внутрь. Белый строй в одинаковой форме. А под каждым шлемом – перекошенное мертвое лицо.
Рагнар уже и не помнил, как поднялся. Расцепив руку рядом лежащего миротворца, он забрал оружие и хромающим шагом пошел вперед. Было ли это мудро-спорный вопрос, но голова все еще плохо соображала. Внутри говорила странная жажда крови, словно ему дали ее вкусить. Он слышал призыв убивать и хотел убивать. Либо ты, либо тебя.
Так они чувствуют себя на играх?
01:48
Пошел снег  – первый в этом году. Вначале мягкими небольшими хлопьями, затем все сильнее, перерастая в метель. Миротворцы наконец закончили свою операцию около входа – группа организованно отступала назад.
По шипящей связи пришла команда отойти от входа за щиты – в следующую минуту- пуф! – мягко, как будто звук ушел в подушку,  мощные двери упали вперед на асфальт площади. Рагнар вырвал у себя наушник – шипящий звук отвлекал. Он слышал только жажду крови. Убей,убей,убей.
02:00
Еще какая-то возня. Часть солдат выкрикивала команды, дублируя связь командиров. Свой наушник Рагнар раздавил ботинком, как только содрал с уха.
Он приближался к  Дому Правосудия. Ближе к входу он подобрал щит у еще одного мертвого.  Мертвое перекошенное лицо.
Судя по звукам тем, что зашел первым не повезло. Может, революционеры тоже умеют ставить ловушки? А может снова взрывы, только чуть меньше мощностью. Граната погребла бы их под обломками.
Выставив щит вперед, он побежал вперед. Ноги резво отталкивались от брусчатки, затем от поверхности упавших дверей, потом пришлось пробежать по спинам убитых. В теле играл адреналин, застилая собой боли от ушибов. Трель выстрелов тут же была направлена в сторону его сторону и тех, кто прорвался с ним – он присел вместе со щитом. Пули пробили его, но не попали в мужчину. Откинув щит, в сторону стрелявших, Рагнар перекатился влево, за перевернутый ствол и оттуда открыл огонь.
02:06
Бой шел за сантиметры. Он не совсем понимал, почему повстанцы еще здесь. Может, им перекрыли выход?
В замутненном зеркале мелькнуло его лицо. Размазанная чужая кровь, татуировки на выбритой части головы, бешеный взгляд.  Образ смазывался, как и все происходящее.
Оставив основной бой солдатам, он толкнул плечом какую-то побочную дверь плечом. Та была заперта. Выпустив очередь пуль в петли, Рагнар снес ее телом, ворвавшись внутрь.
И увидел.
-Ты! – то ли зарычал, то ли прохрипел мужчина. Он поднял оружие, пытаясь всадить пули в человека, лицо которого было в компании других вывешено в Капитолии под надписью «Живым или мертвым».  Оружие подвело – патроны кончились. Поняв это, Рагнар перехватил автомат за ствол и направил удар в лицо, стремясь разможить лицо стоявшего перед ним весом оружия и своей физической силой.

Ничего удивительного в его реакции не было, скорее наоборот, типичная предсказуемость, вот поживешь всю жизнь с этим человеком, сможешь наперед знать, как он ответит на то или иное оправдание. А оправдываться перед отцом смысла никакого не было - это Ангерона поняла еще до десяти лет, когда была жива мама. Бывший генерал, казалось бы, был недоволен всем тем, что проявляла его дочь, возможно, но это только догадки, что она вообще родилась такой. Когда-то давно она слышала, что отцы больше привязаны к дочкам, хотя первенцами желают видеть сыновей, но своим рождением Гера, кажется, сломала ему систему, а никакой привязанности и в помине не было, а с ее стороны пусты попытки достучаться и обратить на себя внимание иного характера, нежели упреками, отчетами и разочарованными взглядами.
Стоило отцу развернуться, Ангерона закрыла глаза, медленно и тихо вдохнула, запрещая себе ответить в той резкой форме, в какой бы хотелось. Лучше просто промолчать, ведь рано или поздно Гектор сам поймет, причину.
И случилось это быстро - он не успел даже комнату покинуть.
Эти полминуты непрерывного зрительного контакта показались адскими, но она не смела отвести взгляда, ведь это будет бегством или признаком покорности, но ему она никогда не сдастся, как это когда-то давно сделала мама. Но секунды шли, постепенно все мышцы напрягались: сперва спина, мышцы пресса, потом ног и, наконец, рук, только если то, что было до этого, можно было не заметить, то постепенно складывающиеся в кулаки пальцы, к сожалению, видно. Но полностью собрать пальцы в кулак Гера не успела - отец заговорил снова.
Неужели все эти долгие секунды он пытался окончательно сформировать в голове эту мысль? Или она сложилась быстро, но он всеми силами пытался признавать тот факт, что его дети каким-то образом нарушили полувековой порядок, сложившийся в этом дистрикте?
"Да, отец, их не было в рационе", - молча ответила Ангерона. Так, потому что необходимости в лишних словах не оказалось, да и оставшийся живой их близкий родственник ее уже не слушал - развернулся и покинул спальню - куда именно он отправился долго думать не приходилось. "Сейчас опять что-то будет", - выдохнула девушка, на пару секунд ссутуливаясь, а когда послышался звук резко открывшейся двери, поднялась на ноги и поспешила на выручку брату.
Двух мужчин семейства она застала там же, где в последний раз оставила младшего, и оба они выглядели не лучшим образом. На отравившегося Роберта она уже насмотрелась, к счастью, сыпь перестала распространяться по телу и парня теперь мучила только тошнота, но и с этим вид у него был далеко непривлекательный, а вот отец, казалось бы, сейчас сдетонирует, а достанется им обоим.
- Не твое дело, - сипло огрызается Роберт, дергая плечом в попытке вырваться из "заботливых отцовских рук".
- Роб, отец, - вмешивается Ангерона, протискиваясь в ванную и вставая между отцом и братом, буквально ощущая то напряжение, которое сейчас искрит между ними. Если бы Роберту Клерику не было так плохо, потенциальной бомбой был бы и он, и тема, поднятая неделей ранее, возможно, снова всплыла бы на поверхность.
- Вышли на прогулку...
- Ты не обязана перед ним отчитываться, - переведя взгляд на сестру, перебил ее Роберт, а потом, будто неловко заглотив воздуха, снова наклонился к раковине под два абсолютно разных взгляда - сочувствующий и виноватый Ангероны и яростный отцовский. Кажется, все-таки надо идти за помощью, но позыв не завершился очередным изгнанием токсинов из желудка, скорее, это был просто воздух - остаточный рефлекс - желудок они промыли столькими литрами воды, похоже, удачно, даром, что Робби измотали.
- Это я виновата - не уследила, - по логике, можно было спихнуть все на неразумного брата, а самой не портить оставшиеся отношения с отцом, но она так не могла, поскольку, действительно, чувствовала вину. После смерти матери тогда еще одиннадцатилетняя Ангерона пообещала, что позаботится о младшем братишке, и все это время старалась делать то, что могла.
- Давай поговорим не здесь? - глядя в глаза отцу, чуть тише, чем обычно, попросила она, надеясь на понимание того, что брату и так очень плохо, а они своими взаимными претензиями и упреками не дадут желудку парня успокоиться. - Роб, выпей еще воды, - уже к младшему обратилась девушка.
- Не хочу.
- Я. Сказала. Пей, - в этот раз тон был совсем не мягкий, скорее, приказной, и обычно это очень злило Роберта, потому что такие же нотки он слышал в голосе отца, от которого отказался. Но не подчиниться сестре он не мог и поэтому, когда отец с Ангероной выходили, все таки осушил стакан с водой и, найдя дополнительную опору, устало выдохнул.
Такое состояние выматывает куда сильнее, чем самые тяжелые тренировки под наблюдением родителя.
- Не ругай его - ему и так плохо, - закрыв за собой дверь, Гера подперла ее спиной, но в глаза Клерику старшему смотреть не стала. - Эта сыпь - аллергическая реакция. Что за ягоду, сохранившуюся с лета, он проглотил - я не знаю. Но его жизни, я думаю, ничего не угрожает, - в этот момент она снова посмотрела на отца и холодно добавила: - если тебя, конечно, это волнует больше, чем то, что мы не подчинились расписанию.

Ничего удивительного в его реакции не было, скорее наоборот, типичная предсказуемость, вот поживешь всю жизнь с этим человеком, сможешь наперед знать, как он ответит на то или иное оправдание. А оправдываться перед отцом смысла никакого не было - это Ангерона поняла еще до десяти лет, когда была жива мама. Бывший генерал, казалось бы, был недоволен всем тем, что проявляла его дочь, возможно, но это только догадки, что она вообще родилась такой. Когда-то давно она слышала, что отцы больше привязаны к дочкам, хотя первенцами желают видеть сыновей, но своим рождением Гера, кажется, сломала ему систему, а никакой привязанности и в помине не было, а с ее стороны пусты попытки достучаться и обратить на себя внимание иного характера, нежели упреками, отчетами и разочарованными взглядами.
Стоило отцу развернуться, Ангерона закрыла глаза, медленно и тихо вдохнула, запрещая себе ответить в той резкой форме, в какой бы хотелось. Лучше просто промолчать, ведь рано или поздно Гектор сам поймет, причину.
И случилось это быстро - он не успел даже комнату покинуть.
Эти полминуты непрерывного зрительного контакта показались адскими, но она не смела отвести взгляда, ведь это будет бегством или признаком покорности, но ему она никогда не сдастся, как это когда-то давно сделала мама. Но секунды шли, постепенно все мышцы напрягались: сперва спина, мышцы пресса, потом ног и, наконец, рук, только если то, что было до этого, можно было не заметить, то постепенно складывающиеся в кулаки пальцы, к сожалению, видно. Но полностью собрать пальцы в кулак Гера не успела - отец заговорил снова.
Неужели все эти долгие секунды он пытался окончательно сформировать в голове эту мысль? Или она сложилась быстро, но он всеми силами пытался признавать тот факт, что его дети каким-то образом нарушили полувековой порядок, сложившийся в этом дистрикте?
"Да, отец, их не было в рационе", - молча ответила Ангерона. Так, потому что необходимости в лишних словах не оказалось, да и оставшийся живой их близкий родственник ее уже не слушал - развернулся и покинул спальню - куда именно он отправился долго думать не приходилось. "Сейчас опять что-то будет", - выдохнула девушка, на пару секунд ссутуливаясь, а когда послышался звук резко открывшейся двери, поднялась на ноги и поспешила на выручку брату.
Двух мужчин семейства она застала там же, где в последний раз оставила младшего, и оба они выглядели не лучшим образом. На отравившегося Роберта она уже насмотрелась, к счастью, сыпь перестала распространяться по телу и парня теперь мучила только тошнота, но и с этим вид у него был далеко непривлекательный, а вот отец, казалось бы, сейчас сдетонирует, а достанется им обоим.
- Не твое дело, - сипло огрызается Роберт, дергая плечом в попытке вырваться из "заботливых отцовских рук".
- Роб, отец, - вмешивается Ангерона, протискиваясь в ванную и вставая между отцом и братом, буквально ощущая то напряжение, которое сейчас искрит между ними. Если бы Роберту Клерику не было так плохо, потенциальной бомбой был бы и он, и тема, поднятая неделей ранее, возможно, снова всплыла бы на поверхность.
- Вышли на прогулку...
- Ты не обязана перед ним отчитываться, - переведя взгляд на сестру, перебил ее Роберт, а потом, будто неловко заглотив воздуха, снова наклонился к раковине под два абсолютно разных взгляда - сочувствующий и виноватый Ангероны и яростный отцовский. Кажется, все-таки надо идти за помощью, но позыв не завершился очередным изгнанием токсинов из желудка, скорее, это был просто воздух - остаточный рефлекс - желудок они промыли столькими литрами воды, похоже, удачно, даром, что Робби измотали.
- Это я виновата - не уследила, - по логике, можно было спихнуть все на неразумного брата, а самой не портить оставшиеся отношения с отцом, но она так не могла, поскольку, действительно, чувствовала вину. После смерти матери тогда еще одиннадцатилетняя Ангерона пообещала, что позаботится о младшем братишке, и все это время старалась делать то, что могла.
- Давай поговорим не здесь? - глядя в глаза отцу, чуть тише, чем обычно, попросила она, надеясь на понимание того, что брату и так очень плохо, а они своими взаимными претензиями и упреками не дадут желудку парня успокоиться. - Роб, выпей еще воды, - уже к младшему обратилась девушка.
- Не хочу.
- Я. Сказала. Пей, - в этот раз тон был совсем не мягкий, скорее, приказной, и обычно это очень злило Роберта, потому что такие же нотки он слышал в голосе отца, от которого отказался. Но не подчиниться сестре он не мог и поэтому, когда отец с Ангероной выходили, все таки осушил стакан с водой и, найдя дополнительную опору, устало выдохнул.
Такое состояние выматывает куда сильнее, чем самые тяжелые тренировки под наблюдением родителя.
- Не ругай его - ему и так плохо, - закрыв за собой дверь, Гера подперла ее спиной, но в глаза Клерику старшему смотреть не стала. - Эта сыпь - аллергическая реакция. Что за ягоду, сохранившуюся с лета, он проглотил - я не знаю. Но его жизни, я думаю, ничего не угрожает, - в этот момент она снова посмотрела на отца и холодно добавила: - если тебя, конечно, это волнует больше, чем то, что мы не подчинились расписанию.